«Феникс» оказался птахой мертвой, и смерть его была долгой, мучительной и беспросветной. То, что осталось от секретного комплекса, мало отличалось от тысяч других руин, усеивавших Пустоши: оплавленные каркасы зданий, похожие на истлевшие ребра гиганта, прогнившие насквозь бетонные коробки, готовые рухнуть от порыва ветра, и вездесущий серый пепел, ложившийся на губы соленым вкусом отчаяния и тлена. Азот потратил три дня, облазив каждый заваленный плитой угол, каждый подвал, где стояла радиоактивная вода цвета ржавчины, каждый кабинет, где на стенах висели истлевшие портреты людей с безмятежными, ничего не ведающими лицами. Ни чертежей, ни лабораторных журналов, ни даже намёка на работу его родителей. Лишь обугленные кости в позах вечного бегства да сломанные механизмы, давно разграбленные мародерами, оставившими после себя лишь пустые гильзы и следы сапог.

«Напрасно рисковал», — буркнул он, с силой швыряя в открытый люк «Ската» последний ящик с немногими трофеями — парой медных трубок и горсткой латунных фитингов, которые можно было выменять на скудную пайку низкосортного угля. Разочарование было густым и тягучим, как отработанное машинное масло, заполняя его изнутри тяжелой, инертной массой. Он уже завел двигатель, и «Скат» с привычным похрипыванием и выбросом клубов пара готов был покинуть это проклятое место, когда луч заходящего солнца, пробившись сквозь ядовитое марево, глянцем лег на какой-то предмет у подножия оплавленной статуи некого ученого, лицо которого было стерто временем и кислотными дождями.

Это был ключ.

Он лежал там, словно ждал его столетия, небрежно отброшенный, но при этом занимавший в пространстве особое, главенствующее место. Не железный и утилитарный, а отлитый из темной, почти черной бронзы, испещренный витиеватыми узорами, напоминавшими то ли спирали ДНК, то ли схемы неизвестных механизмов. Головка ключа была выполнена в форме стилизованного семилучевого солнца, но лучи его были неровными, сломанными, как бы перекошенными неведомой катастрофой. Он был тяжелым, холодным и неестественно чистым — пепел и грязь к нему не прилипали, словно он был окружен невидимым барьером, отталкивающим материальный мир.

Ключ

Азот повертел находку в руках, ощущая ее мертвую тяжесть. Сердце заколотилось с новой, бешеной силой, вытесняя разочарование. Это не было случайной находкой. Это была зацепка. Та самая, ради которой он и жил, тот самый крючок, зацепившийся за край завесы над тайной.

Ответ мог быть только в одном месте — Луминарии. Городе учёных и архивариусов, чьи бесконечные библиотеки хранили обломки знаний Старого Мира. Путь туда был не близок и смертельно опасен, пролегая через земли, кишащие рейдерами и патрулями враждебных городов. Но иного выбора не было.

Чтобы срезать путь, Азот решил рискнуть и пройти вблизи форпостов Стилгарда. «Скат» крался по старому шоссе, заваленному скелетами машин, похожими на окаменевших чудовищ, когда впереди, из-за поворота, выкатился дозор — трое военных на бронированном паровом трицикле, украшенном знаком скрещенных молотов. Латунные доспехи солдат блестели тускло, как глаза мертвой рыбы.

— СТОП! ПРОВЕРКА! — прокричал старший, его голос, искаженный рупором шлема, прозвучал металлически и безразлично.

Азот знал: стилгардцы не церемонились с контрабандистами. Обыск означал бы конфискацию «Ската», ключа и, вероятно, пулю в затылок без лишних вопросов. Мозг сработал быстрее страха. Он резко вывернул руль, послав «Ската» в сторону груды обломков, одновременно дав полный газ. Двигатель взревел, гусеницы взметнули фонтан щебня и пыли.

— ЗА МНОЙ, ШВАЛЬ! — раздалась команда, и трицикл с ревом, выпуская клуб черного дыма, ринулся в погоню.

Это была бешеная, слепая гонка по лабиринту руин. Пар из выхлопной трубы «Ската» смешивался с едкой копотью преследователей. Пули, свистя, звякали по бронированному корпусу вездехода, оставляя вмятины на и без того помятой обшивке. Одна из них, пробив боковое стекло, с визгом ушла в потолок кабины, осыпав Азота мелкими осколками. Он пригнулся, почти не видя дороги, ориентируясь по мышечной памяти и инстинкту выживания. Впереди зиял провал полуразрушенного тоннеля — старой транспортной артерии, которая, по его потаенным картам, вела в зону нейтронных аномалий. Риск колоссальный, но шанс. «Скат» влетел в темноту, едва не зацепив боком за ржавую арматуру. Трицикл последовал за ним, его фара выхватывала из мрака обвалившиеся плиты. Через несколько сотен метров стрельба прекратилась. Азот в зеркале заднего вида увидел, как стилгардцы резко, с визгом тормозов, разворачиваются и уезжают назад, в свет, яростно проклиная его. Они знали, что дальше — верная смерть.

Зона аномалий встретила его неестественной, давящей тишиной, в которой звенело в ушах. Воздух струился, переливаясь радужными, маслянистыми разводами, словно кто-то разлил по нему бензин. Стены тоннеля местами были оплавлены в гладкое, темное стекло, а в нишах, как в часовне, стояли застывшие, покрытые мелкой металлической пылью фигуры — вечные памятники мгновенной, непостижимой смерти. Здесь нельзя было долго оставаться. Азот дрожащей рукой надел респиратор и прибавил газа, стараясь не смотреть по сторонам. Казалось, будто сам туман шепчет что-то прямо в мозг, нашептывая давно забытые страхи, голоса родителей, обрывки чужих воспоминаний. Вихри искаженного пространства пытались сбить «Ската» с пути, тянули руль в сторону, заставляя металл корпуса скрежетать и стонать. Но тяжелый вездеход, как пьяный, упрямый великан, пыхтя и кренясь, полз вперед, к свету в конце тоннеля. На самом выходе, когда уже казалось, что самое страшное позади, раздался оглушительный лязг, и «Скат» резко осел на один борт. Один из гусеничных траков, не выдержав нагрузки, лопнул, как пересушенная ветка. Цена прохода через ад оказалась высокой.

Ремонтироваться и запасаться припасами было необходимо. Иного выбора, кроме как свернуть к Эфириону, не оставалось.

Если другие города были крепостями, замкнувшимися в своих идеологиях, то Эфирион был гигантской, бьющей через край, гноящейся раной на теле Пустошей, кишащей жизнью и смертью. Еще на подъезде, за несколько километров, его встречал нарастающий гул — не монотонный грохот машин, а многослойный рой тысяч голосов, скрип деревянных колес, лязг металла и постоянное, пронзительное шипение пара, вырывавшегося из бесчисленных клапанов.

Город не имел стен, лишь хаотичные, ярусами взбирающиеся друг на друга нагромождения доков, складов, проржавевших ангаров и бесчисленных базарных площадей, опутанных сумасшедшей паутиной шатких мостов, веревочных лестниц и зигзагообразных пандусов. Воздух был густой, почти осязаемой смесью запахов: пряных масел и озонных генераторов, привозимых из Луминария, угольной пыли от эмберайнских караванов, сладковатого дыма жареного мяса неизвестного происхождения и вездесущей, въедливой вони пота, отходов и испарений от гигантских луж мазута.

Улица представляла собой бурлящий поток пыли, криков и суеты. Под ногами скрипел песок, смешанный с пеплом, а воздух гудел от бестолковой суматохи десятков торгашей, выкрикивавших свои товары. Здесь, можно было найти всё: от безупречно чистых фосфоресцирующих грибов, чей неземной свет не тускнел даже под слоем уличной пыли, до выдержанного эмберайнского самогона, прозрачного и обжигающе-крепкого. Рядом с грудами трофейного хлама лежали бесценные слитки сплавов из ФлэймВарда с их фирменным волнистым узором — качество, которое не оспаривалось. И за этим первым рядом стояли другие, предлагая бесконечное множество товаров на любой вкус и кошелёк, где каждый сертификат находил своего продавца.

Эфирион

Азот оставил «Ската» в одном из бесчисленных гаражей, устроенном в ракушке старого ангара. Здесь, в полумраке, под аккомпанемент молотков и шлифовальных машин, десятки механиков, не глядя друг на друга, чинили всё — от паровых тележек до сложных двуручных протезов, искрясь сваркой и не обращая внимания на летящие в лицо искры. Ремонт трака и очистка фильтров опустошили его скудные запасы сертификатов. А цены на сублимированное топливо — спрессованные брикеты угля высокой очистки, дававшие максимум энергии при минимуме шлака — оказались заоблачными. Его накоплений хватило бы на жалкую пайку, которой не хватило бы и до половины пути до Луминария. Отчаяние снова начало подбираться к горлу.

Отчаявшись, он направился в биржу грузоперевозок — гигантский зал под проржавевшим куполом, где царил вавилонский столпотворение. Грузчики, курьеры, торговцы и наемники толкались у огромных грифельных досок, где мальчишки-посыльные мелом выводили заказы. Его взгляд, скользя по белым строчкам, упал на срочный заказ, отмеченный восклицательным знаком: «Требуется курьер для доставки груза категории «Б» (промышленное оборудование) в шахтерский посёлок «Глубина-7» на окраине Эмберайна. Оплата — углем высшей марки или сертификатами по выбору. Маршрут опасен. Риск — на перевозчике».

Это был шанс. Единственный. Азот, оттиснув локтями пару таких же отчаявшихся бродяг, сорвал с доски бумажку с печатью и направился к стойке диспетчера, угрюмому коротышке в засаленном жилете. Тот, не глядя, выдал ему накладную и небольшой аванс.

Получив сертификаты, Азот впервые за долгое время почувствовал призрачный вкус надежды. Он закупил припасов, и, затаив дыхание, наблюдал, как механик засыпает в ненасытный бункер «Ската» драгоценные, отливающие графитовым блеском сублимированные брикеты. Сам груз оказался небольшим, но хрупким ящиком с манометрами и геодезическими приборами для шахтеров. Хрупко, но не губительно для совести.

Дорога на Эмберайн пролегала через выжженные холмы, где едкий дым фабрик ФлэймВарда сливался с вечным туманом Пустошей, создавая непроглядную, удушливую пелену. Именно здесь, в зоне вечного смога, орудовали «Дети Пепла». Фанатики, верившие, что мир осквернен технологией и должен быть очищен всепоглощающим, тотальным пламенем.

Их атака была стремительной и беззвучной, как удар кинжала из тумана. Десяток фигур в рваных, пропахших гарью балахонах, с лицами, обугленными ритуальными ожогами, высыпали из-за скал, словно демоны, рожденные смогом. Они забрасывали «Скат» самодельными зажигательными бомбами — бутылками с бензином и тряпками. Стекло кабины покрылось паутиной трещин от ударов. Одна из бутылок разбилась о раму, и едкий, черный дым повалил внутрь, выедая глаза и горло.

«Скат», шипя, как раненый зверь, рванул вперед, но фанатики, движимые слепым безумием, цеплялись за подножки, молотя по корпусу монтировками и топорами. Дверь кабины с треском отлетела, и один из них, с горящими безумием глазами, вломился внутрь, схватив Азота за горло костлявыми, сильными пальцами. В запале борьбы, в клубах угарного дыма, инстинктивно хватая первое, что попалось под руку, Азот ткнул в руку нападавшего холодным, тяжелым бронзовым ключом.

Раздался не крик, а короткий, гортанный хрип, полный недоумения и ужаса. Рука фанатика не просто была проколота. В месте укола кожа и плоть мгновенно почернели, как обуглившаяся бумага, и страшная, черная проказа поползла вверх по руке с пугающей скоростью, оставляя после себя не кровь и плоть, а черный, рассыпающийся пепел. Глаза фанатика расширились от нечеловеческого ужаса, он издал булькающий звук и, выронив зажатый в другой руке нож, вывалился из кабины, рассыпаясь в черную пыль на лету. Его спутники, увидев это, замерли на мгновение, а затем с воплями: «Оскверненный! Он несет оскверненную сталь!» — бросились прочь, растворяясь в тумане так же быстро, как и появились.

Отдышавшись, давясь кашлем, Азот разжал ладонь. На кончике ключа, там, где сходились лучи сломанного солнца, теперь виднелась крошечная, почти невидимая игла, на которую секунду назад была нанизана капля чужой крови. Теперь капля почернела и испарилась с легким, зловещим шипением. Похоже, ключ не просто открывал какой-то замок, он анализировал, проверял открывающего и если кровь была неподходящей, чужеродной, он уничтожал незадачливого искателя сокровищ, радикально и бесповоротно.

Остаток пути до мрачных, закопченных ворот Эмберайна Азот ехал, сжимая в одной руке штурвал, а в другой — холодный бронзовый ключ, который теперь казался в разы тяжелее. Он смотрел на него при тусклом свете приборной панели, и впервые за долгое время чувствовал не азарт искателя, а леденящий страх. Теперь он понимал — эта вещь была не просто пропуском в прошлое. Это был арбитр. Палач и хранитель. И он, Азот, стал его временным носителем, подносящим ключ к дверям, о существовании которых даже не подозревал.

Обуглившийся фанатик

Въезд в Эмберайн был похож на спуск в брюхо гигантского, проржавевшего до дыр механизма, чьи шестеренки — люди. Город не строили — его выгрызали из недр, слой за слоем, пока не образовался гигантский ступенчатый карьер, уходящий в непроглядную, сырую тьму. Воздух был густым и тяжелым, наполненным мелкой угольной пылью, которая въедалась в одежду, легкие и, казалось, саму душу, оставляя на всем серый, унылый налет. Свет сюда почти не проникал, его заменяли тусклые, мигающие газовые фонари и яростные факелы плавилен, отбрасывающие прыгающие, искаженные тени на стены, сложенные из грубой породы и кривых стальных балок. Постоянный, оглушительный грохот отбойных молотков, скрежет подъемных лебедок и гул гигантских вентиляторов, вытягивающих спертый воздух из шахт, сливались в монотонную, подавляющую симфонию вечного труда.

Азот с трудом провел «Ската» по узкому, выбитому в скале серпантину, ведущему вниз, к указанному в контракте приему грузов — выбитой в скале нише, заваленной ящиками с оборудованием и ржавыми запчастями. Его встретила не бригада закопченных, усталых шахтеров, как он ожидал, а одна-единственная девушка.

Эмберайн

Она казалась призраком, заблудившимся в этом подземном аду, оазисом разума посреди первобытного хаоса. Ее фигура была стройной и гибкой, одета в практичный, но чистый комбинезон из плотной ткани, на котором угольная пыль лежала лишь легким, почти декоративным налетом, подчеркивая белизну материала. Кожа — бледная, почти фарфоровая, будто никогда не видела настоящего солнца, лишь его бледную пародию в свете люминесцентных ламп. Лицо с тонкими, умными и не лишенными изящества чертами обрамляли волны густых темно-каштановых волос, собранных в небрежный, но изящный узел. Но больше всего поражали ее глаза — ярко-зеленые, как молодая листва в мире, где ее давно не существовало, как осколок забытой планеты. В её взгляде читалась не слепая ярость шахтера, а холодный, расчётливый интеллект.

— Азот, я предполагаю? — ее голос был ровным и четким, режущим оглушительный заводской грохот, как алмаз стекло. В нем не было ни капли напряжения. — Стефания. Но для тех, кто не задерживается надолго, Стеша. Вы принесли мои манометры.

Она осмотрела ящик, который Азот с трудом выкатил из «Ската», ее тонкие, удивительно ловкие пальцы с коротко подстриженными ногтями быстро проверили пломбы. На ее губах, полных и бледных, промелькнула легкая, едва заметная улыбка.

— И даже на два дня раньше срока. Неожиданно приятно. «Дети Пепла» нынче активизировались. Обычно их рейды вносят... коррективы в график.

— Мы с ними... пересеклись, — сухо ответил Азот, инстинктивно потирая перевязанное плечо, где под бинтом пылал свежий ожог.

— Вижу, — ее взгляд, быстрый и всезамечающий, скользнул по следам копоти, новым вмятинам на корпусе и сорванной двери кабины.

— Что ж, честно заработанное. Выживание в Пустошах — уже достижение.

Она достала планшет и быстрым, отточенным движением подписала акт приемки. — Стандартная оплата плюс премия за скорость будет ждать вас в гильдии перевозчиков Эфириона. А это... бонус на дорогу. Считайте его инвестицией в вашу будущую пунктуальность.

Стеша протянула ему небольшой холщовый мешок. Заглянув внунутрь, Азот увидел десяток идеальных, глянцевых черных брикетов сублимированного угля. Качество, о котором в Эфирионе можно было только мечтать. Этого хватило бы, чтобы добраться до Луминария и еще осталось.

— Спасибо, — кивнул он, искренне удивленный. Такой щедрости он не ожидал. — Вы... инженер?

— Планировщик разработок, — поправила она, и в ее голосе послышалась легкая снисходительность, как у учителя к способному, но неопытному ученику.

— Эти манометры помогут мне определить, стоит ли бурить новую штольню или мы все провалимся в подземное озеро, которое затопит полгорода. — В ее зеленых глазах мелькнула искорка холодного вызова, будто она говорила не о потенциальной катастрофе, а о интересной головоломке.

— Удачи на дорогах, Азот. Надеюсь, ваши будущие грузы будут менее взрывоопасны.

Стефания

Сделав необходимые отметки в своем потрепанном бортовом журнале, Азот занялся «Скатом». Мастерскую он нашел в одной из бесчисленных искусственных пещер — душное, низкое помещение, пропахшее смазочным маслом, озоном и потом. Хозяин, угрюмый детина с торсом, покрытым старыми ожогами и шрамами, молча, лишь кивнув на вмятины, взялся за починку гусеницы и заделку самых опасных пробоин грубыми стальными заплатами.

— В Эфирионе смотреть будут, — буркнул механик, его голос был хриплым, будто простуженным угольной пылью, — а чтоб доехать — сойдет.

На капитальный ремонт кабины, вправление стекла и выправление корпуса тут не было ни времени, ни ресурсов, ни желания. Заплатив остатками сертификатов из аванса, Азот получил неохотное разрешение переночевать прямо в мастерской, у своего вездехода. Лежа в потертом спальнике на холодном, липком от машинного масла каменном полу, он прислушивался, как снаружи, словно сердцебиение спящего титана, доносится вечный, нервирующий грохот Эмберайна. Его пальцы нашли в кармане куртки холодный бронзовый ключ. Мысли путались, накладываясь друг на друга: загадочная Стефания... смертоносный Ключ... обугленные «Дети Пепла»... призрачные образы родителей...

Сон был тяжелым и тревожным, и его оборвал знакомый, пронзительный звук, который его слух, отточенный в Пустошах, уловил сквозь грохот, — почти неслышный шелест одежды и легкий скрежет стали о камень где-то в двух шагах.

Азот инстинктивно рванулся в сторону, вывернувшись из спальника. Удар ножа, короткого и грязного, пришелся вскользь, распоров старую повязку на плече и оставив новый, горячий и глубокий след. В тусклом, мерцающем свете единственной аварийной лампы он увидел над собой искаженное злобой лицо незнакомца. Через левый глаз мужчины тянулся грубый, багровый шрам, стягивавший веко в постоянной полуухмылке. Его одежда была темной и немаркой, а в движениях читалась жестокая эффективность наемника.

— Контракт закрываем, везунчик, — просипел тот, его дыхание пахло перегаром и луком. Он занес клинок для второго, решающего удара, целясь в горло.

Но Азот был уже не застигнут врасплох. Адреналин взыграл в крови, обострив все чувства. Его рука, сжимавшая на всякий случай тяжелый гаечный ключ, валявшийся рядом с спальником, описала короткую, резкую дугу. Удар пришелся в висок наемника с глухим, костяным стуком, который заглушил даже грохот мастерской. Человек со шрамом замер на мгновение, его единственный здоровый глаз расширился от непонимания, а затем он рухнул как подкошенный, не успев издать ни звука.

Адреналин яростно застучал в висках Азота. Значит, за ним кто-то охотится целенаправленно. Стилгард, мстящий за унижение в зоне аномалий? Конкуренты-контрабандисты, прослышавшие о выгодном контракте? Или... что было куда страшнее... кто-то, кто уже знает о ключе? Тело незнакомца он быстро, под аккомпанемент собственного тяжелого дыхания, оттащил к зияющему люку грузовой шахты, с которой соседствовала мастерская. Один сильный толчок — и черная, бездонная пасть поглотила его, не оставив ничего, кроме слабого звука удара о что-то мягкое далеко внизу. Угольная пыль и подземные твари, как он знал, скроют все следы к утру.

Наёмник

Утро в Эмберайне ничем не отличалось от ночи — та же вечная, давящая тьма, тот же оглушительный грохот. Хозяин мастерской, заметив следы крови на полу и отсутствие гаечного ключа, на вопрос о ночном госте лишь хмуро пожал своими могучими плечами, его лицо не выразило ни удивления, ни интереса: «Не мои проблемы. Убирай свою машину, место нужно».

Заправив «Скат» драгоценным сублимированным углем от Стеши, Азот вывел его на гигантский спиральный подъем, ведущий из угольного ада на поверхность. С каждым витком тяжелый, пыльный воздух, хоть и оставаясь ядовитым, становился чуть светлее, а всепоглощающий грохот машин — тише, уступая место свисту ветра в трещинах кабины.

Впереди был Эфирион, где его ждали обещанные сертификаты, а затем — долгий и смертельно опасный путь в Луминарий. Но теперь у него было не просто любопытство и смутная надежда. У него была цель, подкрепленная холодной тяжестью ключа в кармане и жгучим воспоминанием о зеленых глазах, видевших в хаосе этого мира ясную, пугающую логику. Он был песчинкой в механизме, но песчинкой, которая, возможно, знала, куда нужно попасть, чтобы заклинить самые главные шестерни.